День не задался с самого его начала: отчим, трепавший с нескольких суток матери нервную систематику, разбушевался пуще древнего огня и стался промышлять тем, как бы прочей и оставшейся в спасительной неге семье поистрепать нервочек. Тебе то сразу же не возанравилось, от того решилась живо линять с обители, пока тебе в линию хребта не скинули ключей от магазина, якобы намекая на то, что в свой единственный и, увы, уже несостоявшийся выходной ты проведешь за прилавком, обслуживая клиентуру и собирая мелкие гроши с того небольшого количества покупателей, которые чудом, полученным при помощи дурной погоды, ютились в просветах меж стеллажей.
Выйдя с дому и пройдя нескольких долгих минут до книжной лавки пешком, огибая прохожих и стараясь не соприкоснуться с каждым плечом, ты пребывала в самом мерзком настроении. И чашечки чаю не дали допить, и выходного лишили, который ожидался столько томительно и бывал столько нечестным образом вырван из цепких рук, что желалось навзрыд реветь об несправедливости бытия.
Да и, к слову, разве жизнь бывает хоть капелькой добра к людскому племени? Да, несомненно, порою случалось испытывать на себе прелести Фортуны, которая забегала в судьбинушку и целовала тебя прямиком в лоб, но и она разе бывала постоянной посетительницей? Все время забегала и убегала, словно как ее за смертью посылали. А однажды, собственно, так и случится, когда она приведет к тебе эту девушку и сведет вас вместе в старом дружеском объятии, уводя за собою жизнь и все радости с горестями наряду. Даже как-то нечестно выходит, не находите?
Пребывая в подобном размышлении, ты открыла тугой замок лавки при помощи изученного вдоль и поперек подушечками пальцев ключа, зашла внутрь и обвестила сонный белый свет об том, что лавка открыта для приема любителей литературы.
Дальше как-то странно прошелся день: до обеда никого не бывало, все словно как сговорились обходить лавочку и не внимали к ней никакого интереса, ну, окромя как посмотреться на себя, любимого, в витрину да ринуться покорять чьи-либо сердца. Позднее перерыва на обед, когда тебе все-таки удалось заварить в помещении для сотрудников себе крепкий чай с тремя ложечками сахару, ты обслужила четырех студентов, которые громко переговаривались и набрали в собственные руки уйму материалов, касательно технологий и инженерной пробы. Выручка с них вышла неплохая, однако ты осталась недовольна тем, что большинство людей только и пользуются услугами книжных магазинов, дабы что-либо себе по учебе прикупить, а на литературу, как классическую, так и современную, забивают детородные органы.
Тебе, как истинной любительнице чего-либо почитать, не хватало рельефов разума, дабы осознать подобной политики, и от этакого осознания дел веяла грусть вместе с сонливостью, покуда как выгнали тебя в лавчонку в восемь с небольшим утра, а нынче бьют часы третий час дня.
— Ну, коли оно все так худо и покупателей не обыскать, то можно и расслабить своего тела себе позволить.
На том и порешилась; уперев щеку в кулак и устремив взгляд на кусочек небосвода, который кое-как проглядывался сквозь витрину, ты задумалась было о своем житейском – как жизнь свою проживать будешь да и с кем, собственно? Тебе даже не приходилось заботиться об ком-либо, вновь совершенно одинока и всеми оставленная.
Хаотичность дум нарушило позвякивание колокольчика, а далее и сам глас покупателя. И ладно бы, ежели этот мужчина с темными взъерошенными локонами и шрамом на половину лица, который несомненно не делал с него смазливого оборванца, обронил с губ что-нибудь в духе «А можно ли мне бойцухи, экшена, взрывов, та-та-ра-рам?», но отнюдь, все совершенно неожиданным образом сложилось.
Окинув быстрым взглядом потирающего шею мужчину, ты с губ сложила полусонной улыбки и, пожалуй, даже не сразу отреагировала на просьбу. Минутное колебание и, стремительно вскочив и уронив стул, на котором сидела, ты уже было ринулась к полкам, обставленные книгами.
— Вы себе выбираете или в подарок?
— Ясень-пень, что наверняка не себе, потому как он вовсе не смахивает на любителя классической литературы. А хотя, разве это не я говорила совершенно недавним образом, что внешность и душонка – не совместимые понятия, и словно как первая всегда создает обманчивое впечатление? Нынче же сама опровергаю собственные доводы и перечеркиваю все аргументы, приведенные отчиму, которые он толком и не расслышал по собственному пьяному угару.
Ты остановилась около нескольких стеллажей, нагроможденными доверху классической литературой, как иностранной, так и русской. Глубоко вздохнув запах свежих печатанных страниц, ты краем губ улыбнулась – единственная причина, по которой ты вызвалась помогать отчиму в содержании лавки, состоялась в твоей собственной любви к запаху книг. Все они имели тонкий аромат и всякая книга обладала таковым, словно как и люди; старые книги пахли знаниями, а новые – непорочностью, какие-то вовсе разили какао и корицей.
Обернувшись к мужчине, который бывал тебя в две головы выше, тоном пытливого консультанта обронила:
— Вам бы желалось взять иностранную классику али русскую? В стихотворной форме али прозой?

Словесность клиента – закон, писанный и тот, что нельзя обжаловать. Желает порнографию в трех томах с иллюстрацией на всю страницу и минимальной инструкцией? Пожалуйста. Желает дух Робинзонады? Найдем. Вот и тут пришлось слоняться от одного стеллажа к иному, и все ради ублажения покупательской прихотливой душонки. Даже вышло разумишком пропотеть, дабы припомнить с ряда возможных книг то, что, возможно, придется по усладам этого мужчины.
Размышления заняли каких-то десять секунд, только вот все равно создавалось впечатление, словно как ты в собственном магазинчике разобраться вне состояния – то ли новенькая в подобном деле, то ли еще пленница вязкого Морфея, то ли вовсе отсталая на головешку свою.
Глубоко вздохнув и собравши остатки разбившегося от сновидения разума прежде, чем вставить свои несчастные пять копеек мелочного консультанта в такой заброшенной лавчонке на окраине городка:
— Роман «Повелитель мух» Уильяма Голдинга был задуман, как иронический комментарий к «Коралловому острову» Баллантайна. Подобная книга имеется в ассортименте магазина, хотя, говоря к слову, я поражена, что еще остались люди, неравнодушные к приключенческим историям в духе робинзонады.
Ты замолчала, смущенная обилием сказанных слов. В самом деле, редко, когда ты так много и пылко рассказывала об чем-либо, не считая работы, на которой бывала вынуждена буквально сыпать в чужие уши всякие термины и мнения критиков. Обыденно, ты понимала, что такая информация малоинтересна и половина покупателей ловят ее ртом и выпускают из ушей, даже не позволяя ей мигом проскочить через мозг и там на кое-какую секунду призадержаться. Но что поделать, когда это твоя работа – рассказывать нудные сказочки и слыть в чужом умишке за «ботанку».
— Это романное воспитание ориентировано на юношество англоязычной робинзонады и вовсе приходится самым известным произведением шотландского писателя Роберта Баллантайна.
Подцепив небольшую книжку с вариантом обложки 1893 года, ты странно улыбнулась, когда стала поглаживать указательным пальцем рельефы корабля и его паруса, бегло переходя на морскую гладь и рамку, опоясывающую пейзаж и название произведения позолоченной лианой. Налюбовавшись вдоволь, протянула мужчине книгу, дабы он ее взвесил на руке, резво пролистал и ознакомился со стилем самого произведения.
— Не знаю, точно ли это то, что вы ищете для своей младшей сестры, но хотелось бы верить в лучшее.. — Небольшая пауза, в момент которой ты хмуришься и откидываешь прядку черных локонов со щеки. – Сама я этого произведения не читала, но те, кто брал у нас «Коралловый остров», приходились в восторге чувств.
Нет, не то, что бы ты спешила расхвалить книгу или сделать ей хороший отзыв прежде отзыва самого покупателя, попусту передалась мыслью того, что знала и слышала. Ты вообще не любила льстить книгам и их сюжетам, якобы для того, чтобы продвинуть продажу и скорее пихнуть в клиентские руки то, чего они сами не желали; да еще так пихнуть и так продать, дабы позднее покупатель осознал, как сильно его обхолтурили ради хрустящих денег в ненасытную пасть кассового аппарата.
Переведя взгляд на полку повыше, ты заметила еще один экземпляр этой книги, но уже в другой обложке и в другом переплете – не столько массивном и вовсе книга сделалась из твердого переплета в стиль, удобной для путешествий и извечного таскания с собой. А мало ли? Стоит предложить и сей вариант, более того, что книга в «легком» переплете стоит дешевле, чем первая. Одна только засада – не до всех полок ты смогла бы дотянуться со своим метр в кепке. Тащиться за лестницей? Или попрыгать, авось достанешь? Конечно же, выбираешь второй вариант, и начинаешь неуверенно подниматься на мыски, а потом и вовсе скакать, как полоумная девушка. Впечатление создается просто великолепное, а до того, чтобы попросить мужчину достать книгу самому, мозгов не хватает.
Вот ты и скачешь, как попрыгунья стрекоза, и однажды допоешься до того, как книги упадут и тебе, и мужчине на голову. Собственно, так оно и происходит: прежде перепадает клиенту, а потом и тебе, ненаглядной дуре. Книга, весьма неплохая и видать, что том произведений какого-то английского прозаика, весело отскакивает ото лба и, тем ослепленная, ты валишься на корточки.
— Ой..
Потеревши ушибленный лоб, на котором к вечеру вскочит шишка в духе а-ля единорог, и уставившись перед собою, тебе не сразу же пришло в голову, что клиенту тоже не хило зарядило «силой знаний».
Спохватилась лишь через какие-то минуты, лихорадочно поднимая усыпленную литературу, в числе которых не оказалось той, ради которой весь этот погром устроился.
Вот же крепкая каналья. Все упали, а она, гордая, стоит себе, облокотив бочок об массив стеллажа, и небось хихикает на своем книжном языке.
Подобрав книги и поднявшись с кряхтением дамы в возрасте, ты быстро оглянулась на мужчину со взъерошенными волосами.
— Извините, ради всего святого. Вы не ушиблись?
Осторожно подойдя ближе, чтобы осмотреть возможные ранения от обрушившейся лавины книг, ты крепко прижала к груди книги.
— Вот бы ему еще на ногу такую нехилую стопку не уронить… А то тогда вообще на жалобу нарвусь и клиента потеряю… Хотя, разве мне не привыкать? С нашей-то лавчонкой даже соревноваться за грант «Лучшего книжного дома» смешно.
— Надо было вас попросить достать этот злосчастный «Коралловый остров», а не самой лезть.

Милочка, зря ты прыгала и старалась по полной обслужить клиента, ведь, по сути, этим занимаются только шалавы с панели. От сказанных слов, да еще и выраженного «вы» в реплике, ты надула губ и была готова то ли взреветь от ярости, то ли расплакаться, но в том и ином случае тобой правила лютая самоненависть, явившаяся по зову череды неудач.
— Так бы и сказали, что вам этот вариант больше нравится.. Я бы тогда за другим не лезла.
Буркнула быстро себе под нос, надеясь, что мужчина не расслышит и не поймет обидной нотки в твоем голосе.
Прижимая книги к груди, ты все еще находилась в странном смешении чувств: вроде и накосила, вроде и клиенту по щам попало, — хотя стоило признаться над тем, что этот Дылдень не стался ныть и визжать по первому синяку, как конченная истеричка — а вроде бы и обратно весь этот хаос надо запихать и полку с гордым вариантом «Кораллового острова» поправить. Только вот просить бывало и стыдно, и гордость не позволяла, хотя ты признавалась себе самой, что над этим будешь потеть дольше, чем этот взъерошенный и наделенный шрамом фонарь.
Глубоко вздохнув в очередной раз, ты с огромным удовольствием пропустила через разум вопрос об бинтах и повязках, и задалась следующей просьбой:
— Слушайте, не знаю, как вас зовут, но не могли бы вы помочь мне все это дело поправить и книги обратно сунуть?
Замялась, в раздумьях покусывая клыками нижнюю губу прежде, чем выпалить бойко, словно как нашкодивший и желающий прощения мальчишонка.
— Вы мне поможете и можете эту книгу даром забирать, так и еще чего-нибудь прихватите из ассортимента, если ваша обиженная душонка не угомонится от возмущения пострадавшего.
Собственно, говоря это, ты чувствовала некоторые странные ощущения:
а) Вроде бы мужчина не визжал, не махался тут руками или, чего доброго, удостоверением личности, доказывающем, какая он поднебесная шишка и кичась, как ему тут плохо и что он сюда больше ни ногой не сунется.
б) Вроде бы и он пострадал в твоей собственной неловкости, и просить его об помощи, позднее случившегося, равносильно суициду.
г) А вроде бы и отчим станется реветь зверем за то, что ты позволила выручке (каких-то долбанных четыреста рублей с копейками за злосчастный «Коралловый остров») слинять.
От этого голова становилась пухнуть, а в висках мерно отдавала барабанная дробь.
— Что же делать?..
Размышления прервал дотошный звон колокольчика и ты невольно выглянула из-за широкоплечей фигуры мужчины, дабы узреть, кого принесло в сей час на одр книжных знаний.
То оказался очередной клиент, который шустро, словно как знаясь тут всем, юркнул в раздел эротической литературы и был таков.
— Чёртов парень, лучше бы девушку себе нашел.
Возвратившись в прошлое положение, ты вновь окинула взглядом мужчину: высокий и ты ему, видать, едва ли не в пупок ядом плевалась. Широкоплечий и вообще весьма не дурной внешней статью, только вот для тебя слишком стар.
— Сколько ему? Двадцать восемь или тридцать с хвостиком?
Однако это роли никакой не играло и ты скорее времени хотела потянуть, наплыв на себя образ задумавшейся юницы. Впрочем, лицо твое всегда выглядело серьезным и даже сейчас не особо искажалось под гнетом некоторого стыдства да растерянности, чего уж говорить об образе мечтательной или задумчивой девы.
А книги, которые смотрели на них собственными корешками, от чего-то странно шуршали, якобы шушукаясь и тем самым ведя собственные переговоры..

Голова все пуще разрывалась на кусочки паззла и тебе уже казалось, что это будет та самая головоломка в полторы тысячи меленьких кусочков, которую ты собирала вот уже второй месяц. Честное слово, вовсе не понимала ты, зачем тогда покупала этот купол небосвода, усеянный созвездиями; надеялась же, что будешь собирать и успокаиваться, только все вышло коту под хвост — от собирания этакового паззла ты хлеще бесилась и негодовала на собственную разумность, когда выбирала подобное развлечение себе в мученье.
Хотя картинка и правда бывала красивой и ради такой прелести следовало помучиться столько времени (ты частенько себя образом подобным подбадривала и надеялась, что такие изречения вселят сил для завершения начатого).
Проведя рукою по кончикам волосам, ты едва заметно склонила головы к собственному плечу.
— Меня Аббигейль звать; если для вас это слишком тяжело, то Абби можно.
Наверное, Дмитрию не пришлось бы спрашивать твоего имени, если бейджик не остался лежать в комнате для персонала вместе с чашкой, в которой ты себе заваривала чай.
Еще одна оплошность, которая не радовала тебя, сколько съедала изнутри. Хотя некоторым могло бы показаться — из-за такой мелочи и расстраиваться не следовало, только ты все равно не можешь спокойно переносить те зазубрины и те трещины, которые рано или поздно приведут к полнейшей катастрофе. Сегодня и полка упала, и бейджик работника книжной лавки остался лежать на столе, когда должен бывал висеть на безвкусном фартучке, этакой униформе, а завтра же что? Об том даже тешить своего разума не хотелось.
Сплошной едкий провал.
Цокнув языком, ты позволила Дмитрию выхватить у тебя книги и шустро расположить их на полку.
— Такой высокий.. Как жираф, ей-богу, над водопоем склонился, дабы эти книжки отобрать у меня. Повезло же кому-то.. С его колокольни далеко увидеть можно.
Ты представила, как было бы здорово сидеть у него на плечах и смотреть на горизонт. Ходящая Скала Славы. Так еще и добрая ходящая Скала, потому как ему не тяжело сделалось заплатить за эту книжку. Такой расклад тебя даже смутил, потому как прочий клиент мог и ножкой топнуть, и верхушку какую-либо поднять, которая, в свою очередь, задавила всю лавчонку, подняв попусту грандиозный скандал.
Улыбнулась, протянув одну из оставшихся книг Дмитрию.
— Возможно, что на манеру моей речи повлияло мое происхождение: я не местная и несколько лет назад переехала в Майкоп с семьею прямиком из Лос-Анжелеса.
И зачем тебе подобное рассказывать первому встречному? Он уйдет и унесет за собой отрывок твоей собственной истории, а на следующее утречко забудется о том, что вовсе есть такая книжная лавочка, где работает некая Аббигейль. Собственно, тебя бы это не сильно расстроило: людям свойственно врываться в чужие жизни, ворошить их, как старое пахучее белье, и уноситься прочь без слов прощания. Ты могла подобное говорить с полной уверенностью, потому как пару раз за свои молодые годы уже была оставлена на пороге жизни — совершенно одинокая и разбитая, словно из тебя что-либо щупальцами вытянули и унесли с собою, как трофейную вещицу.
Вот и сейчас следовало бы смолчать или пожать плечами, как ты обыденно делала. Но нет же, что-то подрывает сказать и оно так всегда случается. Быть одиноким изначально — дело не тяжелое, быть одиноким, когда от тебя отворачиваются и все уходят — невыносимое ощущение. Привыкая к теплому костру, без него уже не уснешь, а что делать, когда и развести его не можешь, да и веток наломать на таковой тоже вне состояния? Мерзнуть и искать что-нибудь, что могло бы заменить костер и его жар.
Ты вгрызлась в очередной раз клыками в нижнюю губу и хотела бы сосредоточиться на чем-то ином, но толком не могла. Пелена, мягко укутывающая мозг и глаза наряду, сталась поглощать и расслаблять все тело.
В голове зазвенело дотошным звоном:
— Абби, ты на работе. Хватит уже, каналья ты этакая, отдаваться в странные чувства. Между прочим, у тебя там покупатель фотографирует страницы камасутры. Шуруй разбираться.
И как по мановению, ты быстро настигаешь светловолосого юнца за действием и хватаешь его с поличным.
— Либо покупаете и щелкаете себе дома в удовольствие, либо проваливайте отсюда. Это — книжный магазин, а не фотостудия.
Что-то тебе подсказывает запугать этого мальца пуще и посему ты киваешь в сторону Дмитрия, которого неплохо видно из-за стеллажей.
— Смотрите, этот мужчина одной левой выкинул из нашего книжного магазина банду вооруженных упырей, а с вами справится одним мизинцем. Поняли?
Не дожидаясь внятного ответа, ты с напускной строгостью проследила за сверкающими пятками светловолосого мальчика. Обернувшись подправить переворошенные книги, поняла, что юнец еще за собой и книжку утащил.
— Так вот почему его пяточки так блестели. Шакала сын.
Плюс одна проблема. И как это ты не уследила за этим делом? Небось он еще явится, а хотя и черт его знает; быть может, испугается и более сюда не сунется. Ведь полно же других книжных магазинов, не навороченных всякой техникой безопасности, а он туда ломанется, как идиот счастливый до «Пятьдесят оттенков грязных носков».
Вернувшись к Дмитрию, ты устало потерла виски.
— Извините еще и за то, что вас вплела в рассказ. Просто ваш шрам, Дмитрий.. В общем, он делает свое дело.
И какое такое дело? Людей запугивает? Или красоты мужчине предает? Не понятно.